Вижу необходимость остановиться на названии деревни и ней самой. Устье Кировское - звучит необычно, хотя и жители поселения и многие другие привыкли, сжились с этим названием. Почему Кировское, когда река называется Кирвой? Значит - Кирвское. В произношении трудновато. Может быть поэтому ставили дополнительную букву "о"? Устье - самостоятельное название многих деревень в устье рек, но без дополнений. Если с ним, то слово будет звучать так: Усть. Например, в Новгородской области - Усть-Кашира, Усть-Волма, за пределами области Усть-Мошеньга (на реке Онеге), Усть-Левенка (на реке Каме), Усть-Медведица (на Дону), Усть-Нытьва (на Каме), Усть-Ручей (на Онеге) и т.д. Следуя этой логике старое название деревни следовало бы реконструировать так: Усть-Кирва. Кстати, во время первой поездки сюда от стариков я слышал именно такое произношение, правда, редко.
Не следует ли объяснить по-новому звучащее название таким, например, путем. На реке Кирве, левом ее берегу, при деревне располагалась пристань. По Кирве переправляли до реки Мологи лес, различного рода речные суда, изготовленные неподалеку, другие различные товары. На реке были мельницы с плотинами и мостами. Магистраль была оживленная. Наличие пристани никак не исключается. Может быть она и называлась Усть-Кирвской, потом Усть-Кировской? Не исключено. А Устье Кировское может оказаться плодом картографов, потом и чиновников. Со временем историческая суть названия забывается или не понимается, местное произношение не учитывается. В результате случаются нелепости, которые объяснить трудно. Вот пример. Все сейчас произносят название деревни по шоссе Петербург-Москва "Красные Станки'". Во втором слове ударение ставят на последнем слоге, даже последней букве. Помилуйте, какие в деревне станки. Их нет и никогда не было. Просто сместили ударение. Его место на первом слоге, на букве "а". Ста'нки. Теперь все на месте.
Стан - ямская станция, ста'нок - маленькая станция, ста'новище - большая. Красные - красивые маленькие станции. Просто. Только на указателях перед деревней на слове правильно проставить ударение, обязательно проставить.
У славян северо-востока Европы, новгородцев ударение в большинстве случаев ставилось на первых слогах слов. Произвольная перестановка ударений на последние пришла к нам из центра России, прежде всего из Москвы и ее окружения. Была пора в помещичьей среде, пора увлечения французским языком, где ударение обычно на последнем слоге. Вот и результат: "помесь французского с нижегородским". Увлекся и отвлекся. О самой деревне. Первоначально она действительно располагалась почти на самом берегу Кирвы при ее впадении в Мологу, на левом берегу. Огороды протягивались вверх по склону, туда, где теперь проходит одна из улиц, утыкающаяся под прямым углом в многоводную красавицу. Деревня часто горела и постепенно меняла свое местоположение и характер. Последние сильные пожары были в 1920 и 1923 годах. Но они охватили постройки уже той деревни, которая перекочевала на коренной берег рек. Улица, идущая вдоль Мологи, сформировалась позднее, вероятно на рубеже XIX и XX столетий, первая же - значительно раньше.
Время основания деревни пока не установлено. Необходима работа в архивах. Предположительно первые избы (или изба) Усть-Кирвы были срублены не позже XVIIв., скорее даже раньше. Этот узел водных дорог очень удобен.
Более ранняя деревня, выросшая на левом берегу Кирвы, по словам старожилов, имела одностороннюю застройку.
От стариков удалось выяснить некоторые страницы истории Усть-Кирвы. Сведения передавались из поколения в поколения. Могли исказиться. Но все равно ценны.
За правым берегом Кирвы и на берегу Мологи, где сейчас не старый сосновый лес, была дача какого-то помещика и ткацкая фабрика, прекратившая свое существование после крестьянской реформы 1861 года. Следы этой фабрики видны и сейчас - это фундаменты от построек и какие-то металлические детали. Место теперь называется двояко: либо Горя'ва, либо Пожа'рь.
Вверх по Кирве, примерно в 2км, на правом берегу стояла водяная мельница. Сохранились остатки плотины - два береговых и два водяных быка (ряжа, устоя) слань и бревна рассыпавшегося сруба. Мельница разрушилась в 60-70-е годы. Старожилы помнят, что на ней не только размалывали зерно, но и распиливали лес на доски. Ранее здесь, на правом берегу, была Позднеевская дача и деревня. Никаких следов от них нет - место многократно распахивалось. Здесь и выше по реке когда-то делали различного рода суда и лодки, которые сплавляли по Кирве, потом по Мологе и Волге до Ярославля, где их продавали.
Изба Утенкова Ф.М. стояла на правой стороне улицы, ведущей к Мологе. Слева и справа от нее почти рядом стояли такие же примерно избы. У левой сохранялся большой скотный двор, вероятно не первоначальный или старый, но несколько перестроенный. У правой двор был поменьше. Обе погибли. Их перепилили на дрова. Правда, от левой избы валялась груда бревен, обрушенного скотного двора, а на правом работали два мужика, перепиливая для тех же дров бревна последних венцов.
Жители деревень, даже взрослые и старики не понимают ценности старых деревянных (и не только деревянных) построек, заявляя: "Это все старое, ветхое, не нужное". Даже память о родителях, отца с матерью, деда с бабой выраженная в конкретной материальной форме - постройках, ничего для них не значат.
Но следует ли их винить за это? Вряд дли. Стоит только вспомнить, что претерпели деревенские мужики за уходящее столетие. Мировая война, революции, гражданская война, компания за хуторную систему и, наоборот, коммуны и коллективизация, вторая мировая или отечественная, возрождение хозяйства и воссоздание погибших деревень (далеко не всех), укрупнение колхозов, обрекшее отдаленные от сельских центров многие "неперспективные" деревни на умирание, затем, наоборот, разукрупнение, наконец, возврат к частной собственности. Запрет на отъезд деревенских жителей в города, потом выдача паспортов и разрешений. Потоки семей туда и обратно. Больше в города. Где тут выдержать даже медлительной, стойкой осторожной мужицкой психике.
А влияние неполноценной городской культуры на сельскую. Оно поддерживалось идеей слияния двух культур в одну, точнее - сделать или, по меньшей мере, приблизить сельскую культуру к городской. Ведь от этой бредовой мысли отказались не вдруг. Она жила долгие годы, живет и теперь, может не столь напористо давит.
Этот исторический фон, если он верно изложен, а также естественное старение и ветшание деревянных построек в сельской местности привели и приводят в ускоренных темпах к утрате нашего народного культурного наследия. Государственные и общественные органы охраны памятников истории и культуры оказались бессильными что-либо сделать, дабы остановить или хотя бы замедлить этот погребальный процесс.
Изба Утенкова уцелела чудом. Ее почти буквально выдернули из-под пилы и топора. В 1967г. последняя владелица избы Клавдия Александровна продала ее сыновьям и дочерям соседей, но проживающих в Петербурге. И те "забыли" о ней и даже не приезжали в деревню. Постройка пустовала и разрушалась. В 80-х годах ее перепродали Охотиной Р.П., которая собиралась сделать из нее скотный двор, но ничего не предпринимала. Затем решила так же - "пустить на дрова". Ремонтов никаких, крыша - решето, процесс разрушения прогрессировал. К моменту приобретения избы музеем она была уже в тяжелом, аварийном состоянии. А купил ее музей в 1993г. за 70 400 рублей.
Изба стояла на низком подклете (подизбице), который в этой местности называют подпольем. (Если в подполье есть еще вход снаружи, то это уже подвал. Сведения получены от Смирнова Александра Ивановича старожила). В подполье вырыта глубокая яма для картофеля. Лаз в подполе сделан сбоку у печки. Он не широкий, а длинный, открытый сверху. Огороженный с двух сторон дощатой перегородкой, где доски поставлены вертикально, а торцовой стеной служит дверное полотно. Через дверь попадаешь сразу на лестницу, ведущую вниз. Такое устройство в здешних краях называют "ка'рзиной". Карзина сделана наполовину высоты пространства в избе.
Сама изба, квадратная в плане, размерами примерно 6 х 6м по наружным контурам, ориентирована главным (лицевым) фасадом почти строго на восток, на деревенскую улицу. Освещалась через четыре окна, из которых три были прорублены в передней стене и одно в боковой, южной. Печь с "карзиной" при ней заняли левый от входа, северо-западный угол. Печь большая, глинобитная.
Бревна стен в избе, кроме нижних, протесаны. В основании стен сделаны лавки (скамьи), из которых южная опилена примерно наполовину и западная ее часть выброшена. Утрачена лавка и у западной стены. Она шла от юго-западного угла до двери. Утраченные зафиксированы врубками на стенах. Исчезли полати, занимавшие верхнее пространство у задней стены от печи до южной стены. Уцелели лишь столб у печи и концы опиленных балок на нем. Одна балка (к южной стене) служила опорой для досок полатей, вторая (к восточной стене) служила верхней обвязкой дощатой перегородки, отделявшей кухню ("бабий кут") от остального главного помещения.
Пол в избе пластинчатый. Пластины заделаны концами в четверти, вытесанные в стенах. В середине опираются на две балки-бревна, уложенных рядом. Потолок накатный, из сравнительно тонких подпазованных друг к другу бревен, концы которых также заделаны в стены. В средней части поддерживается круглым бревном - матицей.
До нас сохранилась поздняя двухскатная крыша стропильной конструкции со щеповой кровлей. Прежняя была самцово-слеговой, от которой в натуре ничего не уцелело. Об этом известно от последних семей, бывших ее обитателей, и старожилов. Они помнят хорошо, рядом с этой избой к северу от нее прежние хозяева где-то в начале или первой трети XX столетия срубили вторую избу. Появились передние сени, ведущие в жилье с улицы, общие задние сени, второй скотный двор и общая двухскатная крыша над избами. Но вторая изба оказалась необитаемой, в ней никто никогда не жил. Простояла очень недолго, вскоре была перевезена в конец новой улицы, проложенной вдоль Мологи, где вскоре и сгорела "благополучно" во время очередной попойки мужиков. При пристройке второй избы и была разобрана старая крыша самцово-слеговой конструкции на старой избе.
Бревна уцелевшего нижнего венца оказались в непосредственном соприкосновении с землей и утонули в ней. В западной стене, под сенями, где грунт почти не нарастал, было обнажено нижнее бревно без паза. Значит, нижние бревна уцелели, хотя и погнившие. Но два венца удалены в верхней части стен. Над потолком уцелел лишь один венец. Такого раньше не бывало. Утрачено два. При восполнении этих венцов общее их количество до основания фронтона составит двадцать, что согласуется со строительной традицией в деревянном зодчестве, сложившейся много столетий назад, не позже XVIв., скорее значительно раньше.
Фасады избы украшались в уровне окон за счет наличников и ставней, а также, может быть, за счет резных причелин. О последних ничего утвердительного сказать нельзя. От декора окон уцелели гладкие доски, набитые по бокам на коробки с металлическими петлями или их следами, с помощью которых к доскам крепились ставни. Еще нижняя доска с фигурным вырезом по нижнему краю, прикрепленная к фигурным кронштейнам, врубленным в бревна, и верхняя длинная доска, объединившая три окна на лицевом фасаде. Она украшена "солярной" резьбой и набойками из маленьких дощечек с "капельками" внизу. Это все что уцелело. Но поверх "солярной" доски был уложен еще резной брус. При первом обследовании деревни я его видел и зафотографировал. Потом он куда-то исчез. В этих местах летом отдыхает не мало москвичей, с которыми приходилось встречаться. Они нередко оказываются "любителями старины" и собирают частным порядком все, что им приглянется. Не их ли рук это дело?
Южное окно оформлено идентично. И верхнего резного бруса над ним тоже нет.
В окнах сохранялись наружные старые рамы, довольно ветхие. В двух окнах на лицевом фасаде рамы в нижней части имели рамку в половину ширины окна, которую можно было отодвигать в сторону - открывать окно. Это довольно старая конструкция, прожившая почти до конца прошлого столетия. Появилась, возможно, в конце XVII-XVIII столетиях. Стекла в рамах заделывались не в четверти, а в пазы. Поэтому устанавливались при сборке рам.
Вход в избу снаружи сделан с северной стороны через крыльцо, прирубленное к стене. Оно состояло из небольшой открытой лестницы с востока, площадки на небольшом брусчатом срубе и односкатной крыши только над этой площадкой, державшейся на столбах. Площадка внизу с двух внешних сторон ограждалась дощатым парапетом. Доски парапета поставлены вертикально. Нет сомнения, что прежнее крыльцо выглядело примерно так же. Только лестница больших размеров выдавалась вперед на улицу и требовала покрытия сверху.
Очень широкие сени (около 3м) поздние. В них не было потолка. Освещались через небольшое окно в южной стене. Но не все, а только южная часть, выгороженная деревянной перегородкой. Посередине в ней была сделана дверь. Необычно настлан пол - поперек движения. В старых традициях такое не допускалось.
Из сеней влево через дверь попадали в избу, через правую дверь - на площадку в скотном дворе и с нее вниз по лестнице у стены на низ скотного двора и на улицу.
Скотный двор тоже капитально переделан. От него уцелел только хлев, который передвинули к избе, ее сеням, сломав стены конюшни. Именно передвинули, о чем говорит стойка с пазом, жестко прикрепленная большими коваными гвоздями к торцовой наружной стене у северо-западного угла. Стало быть, хлев не разбирали, а перемещали, возможно, по каткам или лагам целиком.
Первоначальное положение задней стены хлева зафиксировано в земле погнившим и оставленным нижним бревном. Оно оказалось в 4,5 метрах от теперешнего положения хлева. У южной стены хлева уцелели выпуски бревен в восточную сторону. На их концах по торцам имеются шипы и с боков подтески. Шипами бревна прежде входили в паз столба, а столб был основой въездных ворот. Второй столб ворот примыкал к юго-западному углу избы.
Столб с пазом, прибитый у северо-западного угла хлева, служил держателем торцов бревен второго хлева, пристроенного к первому несколько позднее. Это бревна северной стены.
В старом хлеве, его юго-западном углу, сохранился фрагмент бревенчатого наката, перекрывавшего хлев и отделявшего его помещения от располагавшегося над ним сенника (сарая).
У хлева сохранилась самцово-слеговая конструкция крыши - основа для драничной или тесовой кровли. Концы слег с восточной стороны укорочены позднее. Ранее продолжались, захватывая помещение конюшни. С низу же утрачено (сгнили) несколько венцов. Один-два могли быть выброшены при передвижке хлевов.
Результаты натурных исследований подтверждены потомками первого владельца избы Федора Михайловича. По их сведениям, основные переделки, коснувшиеся "переселения" новой избы на другое место, изменения крыши над избой, удаления конюшни, передвижки хлева, увеличения сеней и некоторых других, мелких, проводились одни в 1934-35гг., другие в 1937-38гг.
Важный вопрос - время рубки избы. Его пытались вычислить по числу поколений Федора Михайловича и примерному числу лет для каждого поколения. Но прежде следует заметить, что в данном случае изба названа по имени ее создателя. В памяти потомков и старожилов деревни сохранилось то, что Утенков Ф.М. за Мологой, на правом ее берегу имел лесную "дачу". Дачу не в современном понимании, а прежнем, как подарок, пожалование помещиком или приобретение будущим владельцем в собственность участка земли или леса, как в данном случае в безвозмездное пользование.
; Там Утенков заготавливал еловые бревна (изба и двор полностью срублены из ели), переправлял их через Мологу и доставлял к месту рубки для себя и малого семейства самостоятельного жилья. Когда же это было?
У деда и одновременно прадеда был сын Николай, который имел двух сыновей Павла Николаевича (1910г. рожд.) и Александра Николаевича, погибшего в финскую войну (1939г.). Александр был женат на Клавдии Александровне (1913г. рожд.), последней владелице избы, где она прожила, по ее словам, 30 лет. Жив ее сын Анатолий Александрович (1935г. рожд.), 20 лет работавший кузнецом в Тихвине и Пестове. Сейчас (с 1985г.) на пенсии. Он правнук Федора Михайловича. Перечислены имена людей, непосредственно связанных с избой. Вообще же потомков предка в деревне и людей, имеющих родственные связи, в деревне очень много. Они составляют почти треть населения.
Имея родословную, приняв возраст одного поколения в 22-25 лет, предположив, что Федор Михайлович рубил избу, когда ему было от 20 до 50 лет, можно приблизительно подсчитать и время, когда это произошло. Получим вторую половину 70-х или 80-е годы XIX века.
Чем характерна и интересна изба Утенкова? Наверное прежде всего тем, что в ней "столкнулись" старые, почти патриархальные традиции с новшествами. Встроенные лавки, воронцы, полати, особенно бревенчатый, не протесанный снизу потолок, самцово-слеговая конструкция крыш и некоторые другие частности - принадлежат традиции. Печь, топящаяся "по-белому" (труба непосредственно связана с печью), коробки двери и окон вместо косяков, внешнее декоративное оформление - это уже новое. В этом особая ценность постройки.
Сведения, полученные при натурных исследованиях, опросах потомков Федора Михайловича и старожилов деревни, а также обмерные чертежи стали основой для разработки проекта реставрации. Основные положения проекта: воссоздание крыши над жильем в первоначальных самцово-слеговых конструкциях с тесовой кровлей, восстановление утраченных частей двора (конюшни) и сеней такими, какие они были прежде, возвращению крыльцу начальных размеров и форм. Подробное обоснование проекта не привожу из-за сложности предмета, специфики и многословия.
Работы по разборке велись с 5 по 15 сентября 1993г., в течение 11 дней, считая два дня, потраченные на переезд. Трудились 4 человека: Стрижов Е.А. (плотник, бригадир), рабочие (не плотники) Алексеев М.В., Канаев Д.И., Желнин И.А. Со мною работала архитектор Максмова И.А., занимаясь обмерами избы. Технология была обычная, уже отработанная, которую еще раз излагать нет смысла.
Постройка оказалась в тяжелейшем состоянии. Клочок поздней щеповой кровли сохранялся лишь над юго-западным углом жилья. Промазанный сверху глиной и присыпанный песком потолок из бревенчатого наката погнил и рухнул на пол. Оставалось лишь несколько бревен у северной стены. Обрушилась внутрь избы труба. Начал гнить пол сверху. Деформировалось крыльцо, некоторые ступени лестницы отсутствовали. Обветшала и протекала щеповая кровля, под нею гнили слеги крыши. Срубы избы и скотного двора покосились. Нижние венцы их, соприкасаясь с землей, разрушались довольно быстро. К этому следует добавить утраты тех частей постройки, о которых упоминалось ранее. Кроме того, наружные поверхности бревен от непогоды, ветров и солнца получили большие трещины и утраты самой древесины.
В том же сентябре 1993г. элементы постройки автомашинами были перевезены на площадку сборки в Витославлицах и сложены на козлах под навесом.
Место для избы отведено в северо-восточном секторе музея, который только начал формироваться. Заложены столбчатые фундаменты, но постройка не собрана, не отреставрирована. Быть может, когда эта рукопись обретет форму книжки и будет тиражирована, изба станет на ноги и проявится в своей красе. У нее уже есть спутница - житница из деревни Борихино того же района.