Палеолит Приильменья… (страница 4)

По сравнению с известными зооморфными изображе­ниями ранней поры позднего палеолита Русской рав­нины фигурки меняются как по стилю исполнения, так и по содержанию. Вместо плоской, контурной передачи образа появилось объ­емное изображение, наряду со стилизованными фи­гурками имеются головки, передающие зверя реали­стично, детально (особенно в этом отношении приме­чательна миниатюрная головка львицы из Костенок ). В этот период уже нет изображе­ния лошади (ставку на нее сделают вновь позже); свыше половины всех зооморфных фи­гурок принадлежит мамонту. Это согласуется с изме­нением основного объекта охоты, прослеживающим­ся во многих археологи­ческих культурах, с исключительной ролью, которую в это время мамонт играл в жизни оседлых охотни­ков Восточной Европы.

На территории Русской равнины в позднем палеолите впервые появляются антропоморфные изоб­ражения. Когда речь заходит об изображениях человека в палеолитическом искусстве, в первую очередь  невольно вспоминаются знаменитые женские статуэтки, воспроизводящие обнаженных женщин, выполненные из мергеля или бивня мамонта (в Сибири даже из обоженной глины), встречающиеся на территории Восточной Европы почти исклю­чительно в памятниках этой поры.

Женская фигурка палеолитического Зарайска

В подавляющем большинстве женские статуэтки характери­зует единый канон: статическая, застывшая фигура обнаженной женщины со слегка склоненной к груди головой, непропорционально тонкими, согнутыми в локтях руками, сложенными на животе или поверх груди, слегка согнутыми в коленях ногами. За небольшими исключениями лицо не изображалось. Признаки пола, как правило, особо подчеркнуты, даже как бы утрированы. Но статуэтки далеко не стандартны: каждая из них обладает своими индивидуальными особенностя­ми. Так, наряду с изображениями низкорослых, тучных, иногда явно беременных женщин имеется значительное количество высокорослых, даже грациозных.

 

Женские фигурки из Авдеева , Костенок 

По этнографическим данным о «диких племенах», передача лица, особенно глаз, в антропоморфных изображениях была запрещена, так как связывалась; с представлением об «оживлении» статуэтки. Но, скорее всего, в палеолите изображение лица не было запретным, а лишь безраз­личным, не имеющим значения для целей, которые пресле­довали мастера, создавшие женские фигурки.

Имеются  более сущест­венные отступления от канона: например, статуэтка, изображенная в позе танца, из Гагарина (Тара­сов Л. М., 1972, рис. 2, 1) ; изображение пригото­вившейся к родам женщины (мергелевая фигурка беременной женщины с подогнутыми ногами из Кос­тенок). В искусстве позднего палеолита Восточ­ной Европы своеобразное сочетание, синтез обобщен­ных представлений с предельной конкретностью, натуралистичностью изображения, отражающего эти представления, пожалуй, с наибольшей полнотой вы­ражается именно в женских статуэтках.

На площади поселений фигурки женщин встречаются как в специальных ямках-хранилищах, так и в самом культурном слое, зачастую в разбитом виде (обычно мергелевые статуэтки). Вероятно, изготовлявшиеся в большом количестве они не представляли для людей того времени большой ценности, предназначались для недолговременного использования во время каких-то обрядов, после чего теряли значение, могли быть выброшены, разбиты. Это может свидетельствовать о неразвитости религи­озных представлений, едва ли связанных с «удвое­нием» мира, делением его на «естественное» и «сверхъестественное».

Статуэтки, по мнению ряда ученых, воспринимались скорее всего не как «вместилище души» и т. п., но как своеобразные средства, предназначенные для овладения вполне реальными, естественными вещами - будь то охотничья добыча, увеличение потомства, борьба с болезнями и т. д.,— овладения мнимого, ил­люзорного для нас, но воспринимаемого первобыт­ным человеком как вполне целесообразное, реальное действие. Об этом же свидетельствует и положение, видимо, более ценных статуэток из бивня мамонта: они находились в большинстве своем в специальных ямках-хранилищах, вырытых в полу длинного жили­ща Костенок, но в таких же ямках-хранилищах здесь нахо­дились и настоящие орудия труда: кремневые ножевидные пластины, костяные шилья, лощила, мотыги и проч., а также украшения и охра.

Здесь проявлялся еще один очень важный момент палеолитического искусства — непосредствен­ная связь эстетического с трудовой деятельностью в широком смысле слова. Это, естественно, было и проявлением палеолитического воспитания, образования. Разумеется, эта связь проявлялась не только и не столько в положении женских статуэток в культурном слое. Еще ярче она видна в орнаментированных орудиях труда, особенно, когда орнамент, вероятно, нес не только эстетическую, смысловую, но и функциональную нагрузку. Так, орнамент на рукоятях бивневых мотыг, вероятно, способствовал захвату мотыги рукой; орнамент на фибулах— использованию их именно в качестве застежек одежды.

По мнению С. Н. Бибикова, все или подавляющее большинство женских статуэток, традици­онно рассматриваемых как статические,  изображают танцую­щих женщин (Бибиков С. Я., 1981).

Помимо хорошо выраженных «реалистических» женских изображений, встречаются, но значительно реже, человеческие изображения без выраженных признаков пола (мужские?), очень условные  «ант­ропоморфные» изображения , а также ряд личин, в которых можно уже усмотреть изображения мифических   существ — полузверей-полулюдей («тотемические предки»?).

Монохромные изображения животных наряду с условными геометрическими фи­гурами Каповой пещеры остаются едва ли не един­ственными произведениями «монументального» пе­щерного палеолитического искусства не только в Во­сточной, но и в Центральной Европе (есть находки в Русынии), т. е. на огромной территории, представляющей собой в этом отношении вплоть до Франко-Кантабрийской области, где пещерные росписи эпохи позднего палеолита известны в большом количестве, одну обширную лакуну.

Каповая пещера, оставаясь пока единичным известным памятни­ком такого рода (хотя есть упоминания и о новых открытиях) на всей этой территории, не может заполнить эту лакуну, тем более, что ее изображе­ния по своему художественному значению не сопо­ставимы с высшими достижениями палеолитической пещерной живописи Юго-Западной Европы (Альта-мира, Ляско, Фон-де-Гом и др.). Однако данное обстоятельство нельзя истолковывать, как это делал в свое время Г. Обмермайер (1913, с. 257), в качестве свидетельства особой художественной одаренности палеолитического населения района Пиренеев (Запада Европы).

Лучшие образцы восточноевропейского «мобильного искус­ства» (скульптура и орнамент) по своей сложности и выразительности ни в чем не уступают подобным изделиям, найденным на территории Западной Ев­ропы. Можно с достаточной уверенностью предпола­гать, что в ходе дальнейших раскопок на территории Русской равнины будут обнаружены не менее выра­зительные гравированные изображения (пока их слишком мало) . Возможны и новые открытия пещер­ной живописи, хотя здесь надежд меньше, главным образом из-за различных естественно-географических условий района Пиренеев и предгорных облас­тей Русской равнины.

На территории Русской равнины подав­ляющее большинство образцов палеолитической изо­бразительной деятельности было найдено в двух рай­онах: на среднем Дону (Костенковско-Боршевский район) и в Поднепровье. Ныне увеличиваются находки Сунгири. Казалось бы, можно пред­положить, что на юге Русской равнины, где имеется значительное количество позднепалеолитических стоянок, но в течение десятков лет не было найдено но одного предмета изобразительной деятельности, не считая украшений, искусство эпохи палеолита было в лучшем случае скудным и маловыразитель­ным. Однако это опровергается новыми находками археологов в округе Азовского моря и Северного Кавказа. И по мере развития российской археологии палеолита достижений будет все больше.

Палеолитические погребения — ценный и редкий исторический источник, освещающий не только ду­ховную жизнь людей той эпохи, но и многие стороны их материальной культуры, не сохранившиеся в других источниках. Наиболее из­вестных в настоящее время на Русской равнине всего пять: два на Сунгирьской стоянке и три на различных стоянках Костенковско-Боршевского района . Почти все они (за исключением погребе­ния кроманьонца на Костенках ) датируются ран­ней порой позднего палеолита. Древнейшими из них являются погребения на Костенках 15 (Городцовская стоянка) и на Костенках 14 (Маркина Гора).

Первое интересно ярко выраженным своеобразием обряда захоронения мальчика 5 — 6 лет. Путем тщательного исследования погребения, соотно­шения костей скелета с положенным в могилу инвен­тарем, с охрой, с крупными костями животных было установлено следующее. Могильная яма овальных очертаний, размерами 1,24 на 0,80 м и глубиной 0,43 м от основания культурного слоя была вырыта в полу жилища. У ее восточного края на дно после засыпки охрой была положена куча желтой глины, на которую, возможно, в связанном виде был помещен умерший ребенок, снабженный богатым погре­бальным инвентарем: за спиной его находилась крупная лопаточка с рукоятью; справа от покойника, на дно могилы, были положены 55 кремневых изделий.. Слева лежала костяная игла с прос­верленным ушком и костяное лекало. На голове маль­чика находился головной убор, на который было на­шито 153 просверленных зуба песца, лежавших плотными рядами. Могила не была засыпана землей, а лишь перекрыта крупной лопаткой мамонта, а сверху, возможно, было устроено и земляное перекрытие. По определению В. П. Якимова (1957Г 1961), погребенный был мальчиком 5—6 лет, «вос­точный кроманьонец» (человек, понятно, разумный) , в строении его черепа не обна­ружено каких-либо неандерталоидных признаков. От типичных кроманьонцев череп ребенка из Косте-нок 15 отличается большей долихокранностью и меньшей шириной.

Погребение из Костенок , открытое   в 1952 г., было первым погребением древнекаменного века на обширном пространстве равнинной части Восточной Европы и до сих пор остается древнейшим из подобных погребений. Оно явно  выража­ет заботу о загробной жизни детей, что характерно для  образовательно-воспитательных традиций эпохи палеолита.

Вероятно, по мнению некоторых ученых, здесь отразились еще самые примитивные ( до анимистических) представления пращуров россиян о загробной жизни, определяющихся не разви­тостью погребального обряда, а наивно-реалистическими  нерелигиозными представлениями.  По таким тотемическими (первопредка и охранителя рода) представлениям и после смерти жизнь продолжалась в ее реальных формах, поэтому умершего погребали в реальном жилище, в одежде. В могилу клали реальный, а не вотивный (имитационный) бытовой и про­изводственный инвентарь.  Подобное продолжалось десятки тысячелетий до христианской поры.

У других племен сущест­вовали свои обряд погребения. В другом месте одновременное погребение обнаружено на глубине 0,31—0,48 м от основания культурного слоя. Дно могильной ямы (0,99 на 0,39 м) было также интенсивно окрашено красной охрой, но какой-либо сопровождающий ин­вентарь отсутствовал. Погребенный взрослый мужчи­на, приблизительно 25 лет, был предварительно свя­зан так, что руки его оказались подтянуты к груди, колени — к животу, а пятки — к тазу. И в таком силь­но скорченном состоянии буквально втиснут в тесную могильную яму (рис.107, 1). Он лежал на левом боку головой  к северу, лицом на запад.  Сохранность костей для 25 тысяч лет очень хорошая. По мнению палеоантрополога Г. Ф. Дебеца (1955), расчищенный и исследованный А. Н. Рогачевым в полевых условиях вместе с М. М. Герасимовым, скелет с Маркиной Горы явля­ется лучшим среди всех известных скелетов поздне­ палеолитических людей как по физической сохранности костей, так и по полноте их сбора. В строении  черепа Г. Ф. Дебец отметил наличие негроидных черт, что затем и изобразил скульптор Герасимов.

Исключительный интерес представляют погребения, обнаруженные на поселении Сунгирь (под Москвой), которые по характеру  кремневого инвентаря   обнаруживают генетические связи с памятниками округи Костенок.

Обе выявленные палеолитические могилы находились в верхней части пологого склона, на котором располагалась сто­янка, но еще в пределах культурного слоя стоянки. Одна из могил вырыта в центре одного из скоплений культурных остатков предполагаемого жилища, даже, вероятно, на месте его центрального очага. Другая  располагалась в нескольких метрах ниже по склону.

 

Люди Сунгири (окраина Владимира) 30 – 25 тыс. лет назад

Обе могилы были вырыты палеолитическими россиянами в слой светло-желтом суглинке, и в ниж­них горизонтах имели четкие очертания. Могилы были довольно узкими, имели верти­кальные стенки без каких-либо следов оплывания. Угольки на дне могилы расцениваются как следы погребального ритуала, освящения дна могилы огнем.

Этот ритуал представлен так. Дно могилы посыпалось огнем-углем,  сохранившимся в виде отдельных угольков и даже прослоек сажи. На них местами заметно ка­кое-то белое вещество вроде извести, и уже по белому слою могилы густо посыпались ярко-красной охрой, слой которой на дне могилы достигал местами нескольких сантиметров.

После этого в могилу укладывались умершие в праздничной церемониальной (?), богато укра­шенной одежде и многочисленный погребальный ин­вентарь — орудия труда и произведения искусства, изображения животных и другие эмблемы — выпол­ненный преимущественно из бивня мамонта, а также из рога и кремня. После этого снова производилась засыпка всей могилы красной охрой. В первой могиле уста­новлено, что следующим актом была укладка верхней одежды — плаща, после чего — новая посыпка охрой. Наконец, засыпь могилы перемежается еще несколькими прослойками чистой охры. Есть основа­ния полагать, что засыпанные могилы на поверхности отмечались пятнами ярко-красной охры; но эти гори­зонты слоя, в противоположность нижней части мо­гил, сильно разрушены уже ближе к нашему времени. Могила  была вырыта на глубину 60—65 см, прорезав около 10—15 см почвенно-культурного слоя и 48—50 см подстилающей желтой супеси. Имела форму не вполне правильного, сильно вытяну­того овала, имевшего близ дна разме­ры 2,05 на 0,70 м.

На дне могилы лежал хорошей сохранности скелет мужчины 55—65 лет (по определению Г. Ф. Дебеца), в вытянутом на спине положении, обе руки согнуты в локтях, с кистями на лобке; скелет ориентирован головой на северо-восток. На груди у него найдена сверленая подвеска из небольшой каменной гальки; на обеих руках более 20 браслетов из тонких пласти­нок, выструганных из бивня мамонта, иногда с отверстиями на концах; на дне могилы — кремневый нож, скребло и отщеп, а также обломок костяного черепка со спиральным резным орнаментом; от чере­па до стоп на скелете располагались до 3500 бус из бивней мамонтов тех же типов, что и бусы из куль­турного слоя стоянки.

Они были, без сомнения, наши­ты на одежду; их расположение на скелете позволяет реконструировать костюм как глухую (без переднего разреза) одежду, состоявшую из кожаной (замшевой) или меховой рубашки типа малицы, надевавшейся через голову, кожаных же длинных штанов и сшитой с ними кожаной обуви типа мокасинов, также расши­той бусами. Головной убор также был расшит трой­ным рядом бус с песцовыми клыками на затылке; это была скорее шапка, а не капюшон. На руках на­ряду с пластинчатыми браслетами много браслетов из нанизанных бус. На ногах такие же перевязи под ко­ленями и над щиколотками. Поперек груди — трой­ная лента бус; подобное же украшение обозначено на более поздних палеолитических статуэтках и изобра­жениях из Костенок на Дону; видимо, это глубоко' традиционная особенность костюма. Кроме этой на­тельной одежды, носились еще короткие плащи, рас­шитые более крупными бусами.

В целом костюм реконструируется как глухая одежда арктического типа. Отсюда истории современного арктического костюма одежда сунгирцев должна за­нять исходное положение. Древнее пока ничего не найдено. Становится ясным, что этот тип одежды (северо-индейский, меховой) сложился на северных равнинах еще в глубинах палеолита Европейской России и уже в готовом виде был при­несен в Арктику.

На поверхности могилы или, скорее, у самой ее поверхности, на густом пятне красной охры, вписан­ном в очертания могилы, лежал довольно крупный камень и плохо сохранившийся женский череп без зубов и нижней челюсти. Допускают, что здесь была похоронена вдова или одна из первых наложниц – затем погребения такого рода встречаются нередко, особенно в эпоху государств.

Палеолитические погребения – мощнейший удар по доминирующим в мире религиям, которые связывают только с собой традиции проводов людей в загробный мир. Очевидно, что эти традиции складывались десятки тысячелетий назад, тогда как – к примеру – христианство (и пробиблейские религии) относит сотворение всего мира к 5508 году до нашей эры (православный вариант). Этот счет, в частности, использован и на Памятнике Тысячелетию России в Новгороде.

Эти погребения – яркий пример высокого уровня развития пращуров-земляков россиян в столь далекое время – в несколько раз древнее библейского сотворения мира. Да, подобные захоронения на Новгородской земле пока не найдены. Чтобы их выявить, надо снять десятки метров послеледниковых отложений. Да и места палеолитических селений знать надо . Это дело далекого будущего, если не произойдет какой-нибудь неожиданный и приятный для исследователей «новгородского палеолита» случай.

Источники: www.sciam.ru, www.rkursk.ru, monarch.hermitage.ru, chudinov.ru, www.dazzle.ru, forum.ykm.ru

Страница: 1, 2, 3, 4, 5